– А как насчет молодой Маграт? – простодушно спросила старая мамаша Дипбаж. – Ее участок примыкает прямо к участку Жалки. Может, она согласится еще немножко взять?
Матушка Ветровоск и нянюшка Ягг переглянулись.
– У нее не все дома, – уверенно произнесла матушка Ветровоск.
– Да будет тебе, Эсме, – упрекнула ее нянюшка Ягг.
– Лично я считаю, что это называется «не все дома», – сказала матушка. – И не пытайся меня переубедить. Когда человек болтает такое о своих родственниках, у него явно не все дома.
– Ничего подобного она не говорила, – возразила нянюшка Ягг. – Маграт просто сказала, что они сами по себе, а она сама по себе.
– Вот и я про то, – покачала головой матушка Ветровоск. – А я ей говорю: Симплисити Чесногк была твоей матерью, Араминта Чесногк – твоей бабкой, Иоланда Чесногк – твоя тетка, а ты – твоя… ты – твоя ты! Вот что такое родственные отношения, и не следует забывать об этом.
Она выпрямилась с довольным видом человека, который только что дал ответ на абсолютно все вопросы, связанные с кризисом самоидентификации.
– Так она даже слушать меня не стала, – добавила матушка Ветровоск.
Мамаша Бревис наморщила лоб.
– Кто? Маграт? – спросила она.
Она попыталась вызвать в памяти образ самой молодой ведьмы Овцепиков и наконец вспомнила – нет, не лицо, а лишь слегка расплывчатое выражение безнадежной доброжелательности, застрявшее где-то между похожим на майский шест телом и шапкой волос, которые больше смахивают на копну сена после бури. Неустанная творительница добрых дел. Беспокойная душа. Из тех людей, что спасают выпавших из гнезда птенцов, а потом, когда те погибают, плачут горючими слезами, совершенно забывая, что именно такую участь добрейшая Мать-Природа уготавливает всем крошечным, выпавшим из гнезда птенчикам.
– Вообще-то, на нее это не похоже, – заметила она.
– А еще она заявила, что хотела бы быть более уверенной в себе, – продолжала матушка Ветровоск.
– Но что плохого в том, чтобы быть уверенной в себе? – осведомилась нянюшка Ягг. – Без такой уверенности хорошей ведьмой не станешь.
– А я и не говорю, что это плохо, – огрызнулась матушка Ветровоск. – Я ей так и сказала, ничего, говорю, плохого в этом нет. Можешь, говорю, быть хоть сколько уверенной в себе, только делай, что тебе говорят.
– Ты вот это вотри-ка, и через недельку-другую все рассосется, – неожиданно встряла старая мамаша Дипбаж.
Остальные три ведьмы выжидающе посмотрели на старуху: вдруг она еще что-нибудь скажет? Но вскоре стало ясно, что продолжения не предвидится.
– И еще она ведет… что она там ведет, а, Гита? – повернулась к нянюшке матушка Ветровоск.
– Курсы самообороны, – ответила нянюшка Ягг.
– Но она же ведьма, – заметила мамаша Бревис.
– И я ей о том же, – пожала плечами матушка Ветровоск, которая всю жизнь чуть ли не каждую ночь бродила по кишащим разбойниками горным лесам, пребывая в полной уверенности, что во тьме не может таиться ничего ужасней, чем она сама. – А она мне: это, мол, к делу не относится. К делу не относится! Так прямо и заявила.
– Все равно на эти курсы никто не ходит, – сказала нянюшка Ягг.
– По-моему, раньше она говорила, что собирается замуж за короля, – вспомнила мамаша Бревис.
– Говорила, говорила… – кивнула нянюшка Ягг. – Но кто ж не знает Маграт? По ее словам, она старается быть открытой для всяких там индей. А недавно она заявила, что не собирается всю жизнь быть просто сексуальным объектом.
Тут все призадумались. Наконец мамаша Бревис медленно, словно человек, вынырнувший из глубины самых поразительных раздумий, произнесла:
– Но ведь она никогда и не была сексуальным объектом.
– Могу с гордостью вас заверить, лично я вообще не знаю, что это за штука такая сексусальный объект, – твердо промолвила матушка Ветровоск.
– Зато я знаю, – вдруг заявила нянюшка Ягг. Все взоры устремились на нее.
– Наш Шейнчик как-то привез один такой из заграничных краев.
Ведьмы по-прежнему испытующе взирали на нее.
– Он был коричневый и толстый, у него было лицо с глазами-бусинками и две дырки для шнурка.
Этим объяснением ее товарки не удовольствовались.
– Во всяком случае, Шейн сказал, что так это называется, – развела руками нянюшка.
– Скорее всего, ты говоришь об идоле плодородия, – пришла на помощь мамаша Бревис.
Матушка покачала головой.
– Сомневаюсь я, что Маграт похожа на… – начала она.
– А по мне, так все это гроша ломаного не стоит, – вдруг сказала старая мамаша Дипбаж в том времени, где она пребывала в данную минуту.
Куда именно ее занесло – этого не смог бы сказать никто.
Здесь-то и таится профессиональная опасность для людей, наделенных вторым зрением. На самом деле человеческий разум не предназначен для того, чтобы шнырять взад-вперед по великому шоссе времени, и запросто может сорваться с якоря, после чего он будет улетать то в прошлое, то в будущее, лишь случайно оказываясь в настоящем. Как раз сейчас старая мамаша Дипбаж выпала из фокуса. Это означало, что если вы разговаривали с ней в августе, то она, возможно, слушала вас в марте. Единственным выходом было сказать что-нибудь и надеяться, что она уловит это в следующий раз, когда ее мысль будет проноситься мимо.
Матушка на пробу помахала руками перед невидящими глазами старой мамаши Дипбаж.
– Опять уплыла, – сообщила она.
– Ну, если Маграт не сможет взять на себя обязанности Жалки, значит, остается Милли Хорош из Ломтя, – подвела итог мамаша Бревис. – Она девочка трудолюбивая. Только вот косит еще сильнее, чем Маграт.